fi_la

Пролог.
В Иерусалиме есть две улицы Бецалеля. Одна из них плавно перетекает в центрально-прогулочную Бен-Иегуду, а вторая располагается в самом центре ортодоксального иудейского квартала. Если не знать об этом факте, и забить в навигатор улицу Бецалель (глянув в карту), то можно вместо вполне туристического центра попасть в лапы ортодоксов.
Собственно, именно это и произошло с нами в Иерусалиме.
Опыт был весьма поучителен. Несмотря на то, что одеты все вышедшие из машины были прилично, смотрели на нас, как на инопланетян, или пришельцев из другого времени. В общем, если бы не сердобольная женщина, муж которой до этого погиб (очевидно сходным образом) в соседнем арабском квартале, не избежать нам побивания камнями. А так знакомый женщины сел за руль своего тазика, и указал нам дорогу.
Удивителен, впрочем, сам факт того, что женщина вступила с нами в контакт. Остальные, повторюсь, либо шарахались от нашей небольшой компаний, как от чумных, либо бросали весьма неодобрительные взгляды.
Невольное посещение добровольного гетто навело меня на некие размышления. В середине прошлого века Гессе подробно описал Касталию - идеальный мир ученых, существующих на государственные дотации. Особенностью Касталии было то, что по сути игроки в бисер были схоластами - они лишь изучали наследие прошлого, препарируя культуру, и превращая ее в знаки Великой игры. При этом, Касталия давала миру не только ощущение светильнике знаний, который не гаснет, благодаря усилиям игроков, но и учителей, способных поднимать общий культурный уровень страны. И, собственно, в последнем Гессе видел смысл существования "шкатулки с драгоценностями", хрупкого мира Вальдцеля. Кнехт, постепенно приходя к более и более молодым ученикам, становится школьным усителем (magister ludi), а затем и вовсе выбирает себе единственного ученика. Ненадолго, правда.
Ортодоксальные районы Иерусалима - это тоже своего рода Касталия, правда в чрезвычайно извращенном виде. Жителям этих районов тоже оплачивают полный пансион и отличное содержание. Только, в отличии от Касталийцев, они живут в прекрасных домах, пользуются современными автомобилями, живут с женами, и успешно строгают многочисленным детей.
Разница между ними и "мирянами" колоссальна, но это не интеллектуальная разница, как между жителями Провинции и остальными, а бытовая и идеологическая разница. Еврейские касталийцы не столь мудры, зато намертво прикипели к архаичному укладу жизни.
Как и касталийцы, ортодоксы склонны к схоластике. Вот только их работа по изучению Торы куда менее значима и полезна, чем систематика культуры.
Иудеи столь же нетерпимы к ммрянам, как и касталийцы, однако, если Иозеф Кнехт борется с нетерпимостью, местные "магистры" ее только поощряют и разжигают.
Наконец, речи о том, чтобы становится учителями, и нести свет культуры в массы даже не идет. Религиозный Иерусалим стремится лишь поучать остальных, устанавливая правила жизни.
Такое вот изращение великой идеи Гессе наблюдаем мы сегодня. И посещение религиозного квартала, при всей полезности и познавательности, лишний раз убедило меня в том, что даже самую лучшую идею можно превратить в нечто отвратительное.

Сегодня вашему вниманию предтавляется вторая часть главы книги, посвященной литературоведческим и культурологическим изыскания, посвященным упомянутым в заглавии произведениям. Интересного чтения. Вопросы, комментарии, и дискуссии, как водится, приветствуются.

Почему? Потому что поток сознания по природе соей хаотичен и неупорядочен. Сознание, если так позволительно будет сказать, бестолково, правда, лишь в том случае, когда мы буквально следуем за ним, не пытаясь никоим образом его обрабатывать.

Позволю себе прибегнуть к простой аналогии. Представьте себе, что вы заехали на машине в лесную глушь, и на приличной скорости едете по едва заметной лесной дороге. Дорога уже начала зарастать, и за окнами вашей машины живет своей жизнью летний лес. Однако, его жизни вы так и не увидите, так как едете слишком быстро, и не даете себе труда остановиться и задуматься. В результате, справа и слева от вас сплошная зеленая стена, и иногда вам удается словить нечто неожиданное – красновато-рыжий ствол сосны, черные гроздья бузины, мелькнувшего на ветке дятла, россыпь сыроежек, и не более того...

  

( Read more... )