fi_la

Сегодня вашему вниманию предтавляется вторая часть главы книги, посвященной литературоведческим и культурологическим изыскания, посвященным упомянутым в заглавии произведениям. Интересного чтения. Вопросы, комментарии, и дискуссии, как водится, приветствуются.

Почему? Потому что поток сознания по природе соей хаотичен и неупорядочен. Сознание, если так позволительно будет сказать, бестолково, правда, лишь в том случае, когда мы буквально следуем за ним, не пытаясь никоим образом его обрабатывать.

Позволю себе прибегнуть к простой аналогии. Представьте себе, что вы заехали на машине в лесную глушь, и на приличной скорости едете по едва заметной лесной дороге. Дорога уже начала зарастать, и за окнами вашей машины живет своей жизнью летний лес. Однако, его жизни вы так и не увидите, так как едете слишком быстро, и не даете себе труда остановиться и задуматься. В результате, справа и слева от вас сплошная зеленая стена, и иногда вам удается словить нечто неожиданное – красновато-рыжий ствол сосны, черные гроздья бузины, мелькнувшего на ветке дятла, россыпь сыроежек, и не более того...

После такой поездки лес остается для вас не более чем зеленой стеной с милыми вкраплениями, и вы не можете понять друзей, которые им восторгаются. Более того, вы выносите стойкое убеждение, что лес по своей сути одинаков, и, заснув на полчасика в своей машине, вы ничего не потеряете, увидев после пробуждения все ту же картину.

Если же вы зайдете в лес так, как Иосиф заходил со своим братом в миртовую рощу, если вы не торопясь пройдетесь по выстланной листьями, хвоей или мхом лесной земле, будете замирать, наслаждаясь удивительными пейзажами, или сценками из жизни загадочного царства, вы поймете насколько многообразен лес, узнаете в лицо его обитателей, от замшелых дубовых пней до молоденьких, а потому зелено-мохнатых сосенок, от растущей полянами земляники до, хватающей за одежду и царапающей руки, ежевики; найдете удивительные закономерности в его жизни; поймете тончайшие связи между его обитателями – тогда вы будете приходить в неизменный восторг при воспоминании о ваших прогулках, тогда сознание ваше будет еще и еще раз возвращать вас к замечательным картинам.

Нечто похожее, как мы в дальнейшем убедимся, наблюдается и в сознании. Его жизнь также прекрасна и упорядоченна, однако так называемый "поток сознания" – это тоже не более чем путник, проносящийся мимо удивительных картин на большой скорости. Он не может передать ни красоты, ни многообразия того, мимо чего он движется, но живописует "зеленую стену", выхватывая порой действительно яркие образы.

На самом деле и "Иосиф..." и "Игра..." также написаны в жанре "отражения сознания", однако их авторы не пытаются упростить себе задачу, отразив бессвязный "поток сознания" героев. Напротив, они осторожно, не торопясь, совершают прогулку по тем картинам, с которыми, в сущности, и работает сознание. Они демонстрируют картины, живущие в сознаниях Иосифа и Иозефа, их гармоничность, их внутреннюю безупречность, их эволюцию – словом, все то, что присуще картинам.

И наше благодарное сознание, убеждаясь в комплементарности картин Манна или Гессе своим собственным, безоговорочно включает их в себя, и уже наш собственный поток сознания, проносясь, захватывает частицы новых картин.

И тут мы вынуждены смириться с неторопливой постепенностью повествования, переключаясь в совершенно иной ритм жизни, когда путешествие с Севера на Юг Израиля занимает несколько недель, а не часов, и изобилует всякими событиями, как внешними, так и внутрисознательными.

В этом смысле оба этих произведения являются как бы новой старой литературой. Мы не можем пробежать или пролистать какие-то страницы, как бесполезные, но не потому, что все повествование наполнено действием и сюжетными ходами, напротив, такие сюжетные повороты в каждом из романов можно пересчитать по пальцам, а потому, что пропустив страницу, мы потеряем важный элемент той или иной картины, элемент, отсутствие которого будет в дальнейшем тревожить уже наше сознание.

Естественно, нелепо было бы утверждать, что такими удивительными свойствами обладают лишь названные произведения, но несомненно то, что именно они обладают этими свойствами в полной мере.

Впрочем, "Игра в бисер" обладает и другими уникальными особенностями, среди которых и тот налет мистики, который автор обнаруживает в псевдообыденной ткани своего повествования. Ведь действие в этом романе происходит как бы вне времени и вне пространства, и собственно связь отвлеченной страны духа с нашей собственной цивилизацией осуществляется лишь через культуру. Вымышленное государство нарочито оторвано от истории и политики, однако оно куда более реально, чем любая фантазия. Такое необычное смешение, уже опробованное Гессе и в "Степном волке" и в "Паломничестве в страну Востока", на сей раз оказывается удивительно гармоничным, о чем свидетельствует самодостаточность, оторванной от мира Касталии. Трудно представить себе другое произведение одновременно столь фантастическое и столь реалистичное. Ведь мы привыкли к тому, что мистика может проникать в повседневную жизнь извне, из других сфер, как, скажем, в «Мастере и Маргарите» Булгакова, или являться непрошеной из «преданий старины глубокой», как в «Вие» Гоголя. Да и произведения фантастов, в которых эта самая «фантастичность» поставлена во главу угла, лишены вызывающего у нас абсолютное доверие, чувства реальности, от которой абстрагируется еще Свифт в своих «Путешествиях Гулливера». И разве только герой Эдгара По прямо из своего кресла на веранде ныряет в жуткий и фантастический мир, приняв за невероятных размеров чудовище, обыкновенное насекомое, причудливым образом проецировавшееся на склон близлежащего холма.

А вот герой Гессе, не нуждающийся в опоре на землю, так странен, что его жизнеописание делает реальным фантастичное и фантастичным реальное. И если в "Степном волке" для достижения этого эффекта Гессе приходится прибегать к литературным приемам, то тут все получается само собой, а автору полностью удается выдержать отстраненную позицию летописца.

Пожалуй, впервые в этом романе человек, правда не совсем обычный, предстает не гостем, не путешественником, не завоевателем, а исконным жителем совершенно фантастического государства. И читатель не только спокойно проглатывает это, но даже оказывается способен представить себя на месте героя.

Еще и еще раз приходится констатировать, что избранные мной романы настолько очаровывают и завораживают, что простые попытки объяснить читателю мотивы, которые побудили меня обратиться к ним в своей работе, превращаются в непрерывное славословие.

Впрочем, как раз сейчас наступает момент, когда внимание читателя будет привлечено к вещам, на первый взгляд, не имеющим ни малейшего отношения ни к романам, ни к литературе вообще.

Однако, читатель может не пугаться. Ведь в нашем мире, где все взаимосвязано, и где переплетены совершенно разнородные вещи, связи между самыми разными предметами устанавливаются достаточно легко. Это свойство мира, и свойство нашего сознания этот мир познающего. Свойство, в основе которого лежит особая организация сознания и мира.