fi_la

Излагая краткое содержание «предыдущих серий», я еще раз оглянулся назад, и еще раз задался вопросом, который преследовал меня все то время, пока я писал эту книгу. Имеет ли все написанное какое-либо отношение к реальности, или все это лишь игра досужего воображения? – вот что волновало меня, пока я работал.

Надо сказать, что этот вопрос временами казался мне абсурдным, ибо в моем сознании создаваемая картина обретала гиперреальные черты, однако, я все время пытался отвлечься от своей человеческой сущности, и взглянуть на дело «со стороны». Со временем, я понял всю бесполезность этих попыток, ибо, куда же я мог убежать от самого себя. Нельзя сказать, что понимание этого меня успокоило, однако оно придало моей работе некую маниакальную обреченность – я делал ее, уповая на верность собственной интуиции, а значит счастливый исход. И стоит отметить, что я вовсе не жалею о сделанном.

Конечно, о исследовательской ценности книги будет судить читатель, который, возможно, брезгливо поморщится, столкнувшись с практически полным отсутствием того, что принято называть «научным аппаратом», а также весьма вольным отношением автора к научной строгости, однако мне бы хотелось, чтобы внимание уважаемого собеседника было более обращено к смыслу повествования, тем идеям, которые оно призвано было передать миру.

Те факты и явления, на которые я опирался при построении своих моделей, не были плодом моего воображения – в их существовании читатель легко может убедиться, как исходя из своего личного опыта, так и обратившись к соответствующей литературе. Что же касается их доказательности и внутренней непротиворечивости – и тут читатель легко сможет вынести свой компетентный приговор. И обращаясь к читателю, я хочу попросить его о том, чтобы он сосредоточился именно на подобной «конструктивной» работе с книгой, а не на огульной критике на формальных основаниях.

О результате следует судить читателю, который вправе со всей суровостью обрушиться на этот опыт, в том случае, если он оказался явно неудачным. Я не случайно употребил в данном контексте слово «опыт», ибо именно «опытами» мне хочется назвать свои изыскания. Сегодня этот термин приобрел утонченную четкость научного эксперимента, на которую я и не думал претендовать, однако раньше опыту были свойственны приглушенные и размытые черты размышления о вещах понятных и не очень. Именно к этой забытой традиции апеллирую я названием своей книги.

Впрочем, довольно о форме. Следует, очевидно, сказать несколько слов и о сути. Это, пожалуй, будет еще труднее. Ненужность этих пассажей очевидна, но авторское самолюбие, наверное, тешит мысль о том, что ему удастся еще раз заставить читателя оживить в своей памяти созданные картины.

Ядром книги, без всяких сомнений, следует считать идею о том, что мышление человека построено на тех же принципах, которые уже были опробованы Природой в ходе эволюционного развития жизни на Земле, и принесли неплохие результаты.

Это предположение не выглядит столь уж невероятным, если учесть, что сам человек, с какой стороны на него не посмотришь, представляет собой образчик эволюционирующей живой природы. Мы унаследовали от своих биологических предков огромное количество прекрасно работающих механизмов, которые поддерживают нашу жизнедеятельность в достаточно сложных условиях.

К чему же отказываться от мысли, что и более тонкие механизмы, присущие человеку, также достались нам от предков, правда, в более опосредованном виде? Согласитесь, куда более нелепо выглядит предположение о том, что принципы мышления человека не имеют аналогов в окружающем нас мире.

Окружающий же нас мир дает нам поразительные примеры гармоничной упорядоченности, которая уверенно противостоит вселенскому хаосу. Многочисленные системы органического мира рождаются, живут, развиваются, умирают, в соответствии с определенными законами, в тайны которых все более успешно проникает современная наука.

Человек, в свою очередь, является своеобразным отражением всего мира живой природы, поскольку сознание его решает задачи равные по уровню тем, что до сих пор были доступны лишь Природе. При этом, будучи равным Природе, человек оказывается похожим на Природу, чуть ли не как брат-близнец (речь идет, разумеется, о человеческом мышлении, а не о человеке вообще).

В его мышлении задействованы те же механизмы, что использует Природа для создания своих творений. Речь идет о принципе картин и элементов, который отражает природный принцип формирования систем разного уровня.

Именно благодаря реализации этого принципу, наше мышление избавлено от хаоса, и отличается на редкость упорядоченной и эффективной деятельностью.

Впрочем, затронувши манновскую интерпретацию поднятой нами проблемы, нельзя пройти мимо еще одного ее аспекта, на котором акцентирует внимание великий писатель.

Он обращает наше внимание на то, что духовный разум может нести некую еще более высокую функцию, выступая в качестве интерпретатора божественных идей. Эта мысль проскальзывает и в романе «Иосиф и его братья», однако со всей отчетливостью она высказывается в другом замечательном произведении – «Доктор Фаустус». С моей стороны глупо было бы проигнорировать соображения гения, а поэтому я предлагаю обратить внимание на следующие строки:

«… Итак, озарение, экспромт, каких-нибудь три-четыре такта, не больше, правда? Все остальное – обработка, усидчивость. Верно ведь? Хорошо-с. Но мы-то натасканы в литературе, мы сразу замечаем, что экспромт не нов, что больно уж он отдает то Римским-Корсаковым, то Брамсом. Что делать? Давай менять. Но измененный экспромт – разве это экспромт? Возьми бетховенские черновики! Тут уж от тематической концепции, как она дана богом, вообще ничего не остается. Он видоизменяет ее и приписывает «Лучше». Как мало доверия к божественному дару, как мало уважения к нему в этом отнюдь еще не восторженном «лучше»! Действительно счастливое, неистовое, несомненное вдохновение, вдохновение, не задумывающееся о выборе, не знающее поправок и уловок, такое вдохновение, когда все воспринимается как благословенный диктат, когда спирает дух, когда всего тебя пронизывает священный трепет, а из глаз катятся слезы блаженства, - оно не от бога, слишком уж много оперирующего разумом, оно от черта, истинного владыки энтузиазма».[1]

Если даже отвлечься от блистательно парадоксальной концовки, все равно есть повод замереть с открытым ртом.

Манн в облике дьявола утверждает, что человек правит и улучшает бога, а значит он, если не выше, то, по крайней мере, стоит вровень с последним.

Разум беспрекословно повинуется, втайне сетуя на того, кто достался ему в партнеры, подобно тому, как тайно и явно сетовали ангелы, когда Бог задумал сотворить человека по образу и подобию своему. Ангелы, независимые от житейских проблем, и свободные в своем творчестве, находили удовольствия в полетах фантазии и воображения, и не могли примириться с появлением приземленного и корыстного человека… . Возможно, с помощью этой притчи, наш несчастный разум взывает к нам, безнадежно пытаясь достучаться до своего владыки, который и знать не хочет о чем-то возвышенном.

Эту проблема волновала и философов древности и ученых современности. Любопытный подход к этой теме был предложен выдающимся физиком Вернером Гейзенбергом. Он подчеркивал, что решение лежит не в совсем традиционной, «умозрительной» плоскости:

Я уже вспоминал о механизмах, позволяющих мозгу работать со зрительными образами. Хочется вернуться к ним еще раз. Ученые выделяют в мозгу так называемые «простые» клетки, которые «отвечают» за конкретные изменения на конкретном участке сетчатки. Эти клетки достаточно жестко запрограммированы, и не могут совершать никаких иных действий, кроме тех, что заложены в них природой. Сигналы, которые эти клетки «выдают» дальше, могут быть только двух видов для каждой отдельной клетки, несмотря на то, что, производя эту информацию, они совершают достаточно сложные преобразования.

Таким образом, можно считать, что продукция «простых» клеток и является именно теми элементами, которые в конечном итоге и составляют «зрительную картину». В дальнейшем эти элементы отправляются в «сложные» клетки, которые также запрограммированы на производство определенных элементов.

Видим ли мы, в данном случае аналог принципа функционирования картин и элементов? Возможно. Однако, где провести грань между действительно элементарными «кирпичиками» и «первичными» картинами, то есть картинами наиболее низкого уровня?

Очевидно, для зрительного механизма, порогом следует считать элементы, производимые «простыми» клетками, потому что они «написаны» уже на том языке, на котором разговаривает мозг, в отличии от данных, этими клетками получаемых, однако, уже для более глобальных механизмов, например, «рецепторов рецепторов», подобные элементы не несут полезной нагрузки, оставаясь ниже уровня восприятия.

Опираясь на сказанное выше, можно сделать предположение, что некие механизмы также «производят» определенные элементы, преобразовывая при этом материалы, полученные, скажем «на другом языке».

Благодаря этому, к примеру, мир не разбит для нас на зрительные, слуховые, тактильные, и вкусовые ощущения, а представляет собой единое целое, а сны не представляются нам лишь в одном «формате» - без звуков или изображения. Некие таинственные «платы» и «провода» нашего мозга сводят воедино впечатления от разных органов чувств, формируя при этом те самые «первоэлементы» информации.

Однако, мы отвлеклись. Из учебников биологии мы знаем, что отдельные удачные находки Природы повторяются затем не раз и не два. Подобный феномен мы можем наблюдать и в работе отдельных органов у различных видов животных, и в работе физиологических систем, и в образовании экологических цепочек, и в механизмах приспособления к окружающей среде. Наиболее ярким примером последнего, к примеру, является конвергенция, которая наблюдается у особей различных видов, живущих в одинаковых условиях. Вообще же, потенциал каждой «новинки» максимально используется в разных вариантах и сочетаниях на разных «этажах» эволюции.