Предназначение мышления человека (часть 5)

[fi_la]

Человеческий разум и божественная сущность. Что может быть интереснее теософских споров? Включайтесь?

Впрочем, затронувши манновскую интерпретацию поднятой нами проблемы, нельзя пройти мимо еще одного ее аспекта, на котором акцентирует внимание великий писатель.

Он обращает наше внимание на то, что духовный разум может нести некую еще более высокую функцию, выступая в качестве интерпретатора божественных идей. Эта мысль проскальзывает и в романе «Иосиф и его братья», однако со всей отчетливостью она высказывается в другом замечательном произведении – «Доктор Фаустус». С моей стороны глупо было бы проигнорировать соображения гения, а поэтому я предлагаю обратить внимание на следующие строки:

«… Итак, озарение, экспромт, каких-нибудь три-четыре такта, не больше, правда? Все остальное – обработка, усидчивость. Верно ведь? Хорошо-с. Но мы-то натасканы в литературе, мы сразу замечаем, что экспромт не нов, что больно уж он отдает то Римским-Корсаковым, то Брамсом. Что делать? Давай менять. Но измененный экспромт – разве это экспромт? Возьми бетховенские черновики! Тут уж от тематической концепции, как она дана богом, вообще ничего не остается. Он видоизменяет ее и приписывает «Лучше». Как мало доверия к божественному дару, как мало уважения к нему в этом отнюдь еще не восторженном «лучше»! Действительно счастливое, неистовое, несомненное вдохновение, вдохновение, не задумывающееся о выборе, не знающее поправок и уловок, такое вдохновение, когда все воспринимается как благословенный диктат, когда спирает дух, когда всего тебя пронизывает священный трепет, а из глаз катятся слезы блаженства, - оно не от бога, слишком уж много оперирующего разумом, оно от черта, истинного владыки энтузиазма».[1]

Если даже отвлечься от блистательно парадоксальной концовки, все равно есть повод замереть с открытым ртом.

Манн в облике дьявола утверждает, что человек правит и улучшает бога, а значит он, если не выше, то, по крайней мере, стоит вровень с последним.

 

Человек нужен Богу для достижения высшей гармонии, ибо кто как не он сможет обработать и развить божественные замыслы и идеи. Именно человек, а точнее человеческий разум, может придать божественным черновикам характер гармоничной завершенности, совершенной целостности.

И не так неправы были древние, полагавшие, что дым жертвенных костров может ублажить привередливый нюх Всевышнего или всевышних. И не зря приносили они обильные жертвы.

Правда, догадываясь о существовании обратной связи в отношениях Бога и человека, они несколько вульгаризировали ее. А Всевышнему, судя по всему, куда более приходилось по душе элегантное доказательство теоремы, чем дым, поднимавшийся от сотни сожженных по этому поводу быков.

Современный человек, забавляясь с собственным изобретением – искусственным интеллектом, подбрасывает последнему собственные идеи, и с интересом наблюдает за тем, как его творение обрабатывает эти идеи, отвечая, в рамках правил игры, на поставленные вопросы.

Манн предполагает, что куда более изощренны забавы Бога, предлагающего своим творениям развить его находки, и наблюдающего за тем, как рыхлые идеи наполняются потенциально заложенным в них смыслом, приобретая все новые и новые оттенки.

Человек куда более совершенен, чем его современные творения, и поэтому может доставить Создателю куда большее удовольствие…

В несколько другом аспекте развивает писатель эту мысль в романе об Иосифе. Тут Манн подчеркивает потребность Бога в человеке не только как в шлифовщике своих идей, но и как исследователе, постигающем самую главную идею – идею самого Бога.

Вообще, говоря об этом, мы имеем повод лишний раз восхититься и умом и интуицией писателя, так как размышления Манна на этот счет удивительно точно вписываются в систему божественно-человеческих отношений, очерченных в Библии.

Надо сказать, что тогдашние люди были не чета нам –это понятно, такой подход характерен для различных мифологических систем. Интересно другое. В Библии акцент делается все же не на физические качества легендарных предков. Их отличает от нас нечто иное. Как-то раз Горький заметил, что отношения Льва Толстого с Богом напоминали отношения двух медведей, оказавшихся в одной берлоге.

На подобную же уникальность отношений, и на подобную высоту духа человека, намекает и Библия, когда говорит о великих пророках, и, пуще того, о легендарных праотцах.

Библия подчеркивает, что чем ближе находится поколение людей к знаменательному для человечества шестому дню творения, тем более фамильярными оказываются отношения отдельных его представителей с Богом.

То что было совершенно естественным для Адама, казалось совершенно немыслимым Авелю. Легендарные Ной и Лот могли втайне завидовать даже отщепенцу Каину, свободно спорившему со Всевышним. В свою очередь, их история представлялась фантастичной Иакову.

Богоискательство же трех поколений еврейской семьи – Авраама, Иакова и Иосифа не могло не вызывать священного трепета у Моше; отрывочные беседы с Богом которого становились объектом благоговейного рассмотрения для Пророков – творцов Священного писания. Да и откровения самих пророков казались чудесными уже их современникам, не говоря о потомках.

С течением же времени Бог все дальше и дальше уходил от собственных тварей, оставляя на их долю один благоговейный трепет. Так говорит Библия, однако, мы со своей колокольни вправе несколько ее подкорректировать, тем более, что мы сами ясно видим, что творец лишь тогда достаточно далеко удалился от творения, когда окончательно уверился в том, что зароненная им искра не погаснет, и пытливый разум будет без понукания заниматься вещами, которые хотя и не принесут радости телу, зато доставят блаженство духу, а значит, будут сулить и ему, творцу, немало приятных минут, проведенных за разбором отточенных партий, ядром которых станут его собственные идеи.

Впрочем, до поры до времени такой уверенности у Создателя не было. Напротив, человек усвоив, что разум может принести ему немалые выгоды, узурпировал контроль ад ним, и начал нещадно эксплуатировать, не выделяя времени для экспериментов даже Богу.

Ситуация, таким образом, требовала непосредственного вмешательства последнего, и он вмешивался, всеми силами демонстрируя свою заинтересованность в работе самолично созданной игрушки, которую человек, непонятно по какому праву, присвоил себе.

К счастью для Бога, род людской все же порождал иногда Авраамов, Ицхаков, Иаковов, Иосифов. И, по счастью же, занимались они именно тем, чего хотел, или во всяком случае, от чего получал удовольствие властелин вселенной (так, по крайней мере, утверждает Томас Манн).

---

[1] Т. Манн «Доктор Фаустус», М., 1959, стр. 288-289.