fi_la

"Главная" чашка украшена изображением Алисы, которая готовится играть в королевский крокет (то есть, с фламинго наперевес). Хотя, вариант Высоцкого с переводом названия игры, как крохей, нравится мне гораздо больше.
На чашке написано:
'Curiouser and curiouser!' cried Alice

Так начинается вторая глава, и Кэролл замечает, что от избытка чувств Алиса забывает правильный английский. Любопытная ремарка, на фоне того, что в самом недалеком будущем героине придется столкнуться с самыми изощренными формами использования родного языка.
Викторианский пуризм, безусловно, касался и языковой сферы. Вообще, языки неотрывно связаны с культурной историей. По ним можно отследить движения народов, узнать характер той или иной общины.
Строгий английский тех времен был понятным и родным для Алисы, но явно тяготил Кэролла. И, начиная свой бунт против нормированного языка, включаясь в увлекательнейшую игру, писатель дает себе своеобразную индульгенцию.
Это не он на самом деле выдумщик и фантазер, это не он придумывает силлигизмы, и разбрасывает вокруг слова-бумажники. Это не его заботит абсудрная общность ворона и конторки, и не он строит абсурдные семантические ряды в диалоге Моржа и Плотника.
Он просто освобождает настоящий язык из под гнета условностей. Ведь даже Алиса, стоит ей попасть в необычную среду, начинает говорить все страньше и страньше. Автор подслушивал речь девочки, и решил, что наконец-то и ему, вместе с персонажами, можно говорить, освобождая язык.
Помните, как шокировал средневековый мир Данте, написав на итальянском, как удивил всех Пушкин, введя в литературу живой русский язык.
Кэролл пошел дальше, он создал додо-английский язык (мета-английский, если хотите). И разрешение на создание этой новой языковой вселенной, выдал именно этой фразой. Он не конструирует, и не лепит лингвистического Голема. Он освобождает из оков живой язык, и Алиса помогает ему в этом нелегком деле.

Эх, начал думать обо всем об этом, и даже захотелось еще раз перечитать Алису.